Диана Бутене (Литва). ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНЫЙ ВЗГЛЯД НА ФЕНОМЕН ДЕТСТВА

Экзистенциальная теория дает понимание жизни взрослого человека. Но что экзистенциализм может сказать о детстве? Литературы по этому вопросу почти нет… Единственный экзистенциальный философ, который уделял внимание феномену детства – Морис Мерло – Понти. Свои лекции он читал в Сорбонском университете, и они были посвящены усердной критике Жана Пиаже.

Мерло – Понти (Merleau – Ponty, 2010) был уверен в том, что Пиаже своей теорией нанес большой ущерб пониманию детей, пониманию детства вообще. Пиаже в один ряд ставил детское мышление, мышление первобытных людей и мышление патологического сознания – потому что их всех объединяет одно свойство – отсутствие объективного логического мышления. На детей Пиаже смотрел как на функцию взрослого. Мерло – Понти был категорически не согласен с таким взглядом, он утверждал, что детское мышление и сознание – это по сути другого качества мышление и сознание.

М. Мерло – Понти утверждает, что ребенок по своей сути феноменолог поневоле. У детей, по сравнению со взрослыми, очень мало знаний и очень мало опыта. В новой, незнакомой ситуации взрослый опирается на собственный «банк данных». А дети воспринимают мир и то, что в нем происходит, свежим взглядом, без примеси старых знаний. Именно эта особенность, естественное незнание, делает детей феноменологами поневоле.

Другие две отличительные черты детства – непроизвольное внимание и неумение (неспособность) достаточно четко различать существенные особенности объекта от несущественных. Умение концентрировать внимание и отличать существенные особенности предмета от второстепенных приходят с возрастом, и это очень нужные умения, особенно в процессе обучения. Но, с другой стороны, непроизвольное внимание и незнание – залог творческого мышления. Когда взрослому надо прилагать усилия «поставить свои знания в скобки», чтобы удалось посмотреть на вещь отрешенно, «другим взглядом», ребенку это дается само собой.

Еще одна важная особенность детства – включенность, сцепление с данной ситуацией. Включенность, во первых, проявляется в том, что дети, когда они с кем то или с чем то имеют дело, участвуют в ситуации телесно. Взрослый больше смотрит, наблюдает, делает выводы, разговаривает в своей голове сам с собой. Ребенок ищет физического контакта – ему хочется трогать, попробовать на вкус.. Непосредственное физическое столкновение дает очень много информации о том, с чем ребенок имеет дело. Другое «доказательство» включенности – спонтанность. Взрослым часто приходится учиться спонтанности, а детям это качество «дано природой». Спонтанность и умение импровизировать – части одного целого (Gladwell, 2007).

Взрослые живут в реальности и на происходящие события или вещи смотрят объективно, что, конечно, не является проблемой, но может тормозить полет мысли. Для полета мысли им нужны сознательные усилия. Дети же намного пластичнее, с помощью фантазии и воображения они гораздо легче могут приспособиться к разным условиям, находить творческие решения, не попадать в «тупики» или очень быстро находить выходы из тупиковых ситуаций.

Если дети феноменологи поневоле, то так же поневоле им приходится непосредственно соприкасаться с онтологией. Дети, из-за того, что у них еще нет сформировавшихся личностных границ, открыты миру. Ну а открытость идет рука об руку с чувствованием и пониманием. Из этого следует, что дети не могут не понимать. Но в нашем обществе, скорее всего, царствует другое мнение – что дети слишком маленькие, чтобы что-то понимать, что понимание истин жизни (особенно экзистенциальных) приходит с возрастом, опытом и развитием логического мышления.

Можно предполагать, дело в том, что западная культура признает когнитивное понимание, основанное на анализе данных и абстрагированных выводах, но игнорирует существование понимания, основанного на переживании. Это довербальное чувственное переживание, которое Хайдеггер называет знанием, что «так оно есть». Проблема в том, что выразить словами это переживание очень сложно, а иногда и невозможно – не хватает слов. Для этого взрослые «изобрели» язык искусства – поэзию, музыку, живопись… У детей тоже есть язык искусства (сочинение историй, игра, рисование и т.п.), но им чаще всего интересуются только детские психологи. Дети находятся в сложной ситуации: с одной стороны, их речь не развита так, как у взрослых, с другой стороны – детская речь взрослым тоже не всегда доступна, или их попытки рассказать обесцениваются, не принимаются всерьез. И тогда дети оказываются как бы заключенными в своих переживаниях, в своем знании этого «так оно есть».

Нелегко проявить понимание, принять переживания детей – ужас, одиночество, страх смерти, беспомощность, безысходность, обреченность. Понимание требует открытости, соприкосновения с этими чувствами, что взрослого ставит наравне с ребенком перед лицом бытия. Сложно выдерживать такое равноправие…

Опираясь на Мерло – Понти, следует отметить, что, не смотря на инаковость и самостоятельность детского сознания с присущей ему другой логикой, много размышлений, свойственных взрослым, свойственны  и детям, а в поведении взрослых можно обнаружить остатки детского поведения. И это значит лишь то, что оба (ребенок и взрослуй) могут владеть обоими языками, различие в степени использования этих языков. Разница между детьми и взрослыми не такая же, как между логическим мышлением и дологическим. Разница в том, что взрослый в своей жизни одним из двух языков пользуется меньше чем ребенок.

Как Мерло – Понти, так и Хайдеггер акцентируют важность довербального опыта в жизни человека. Довербальный опыт оценивается как другой модус бытия, отличающийся от сознательного понимания, но это не есть что-то рудиментарное, от чего человек взрослея должен избавиться. Эта особенность экзистенциального мировоззрения дает возможность с большим уважением относиться к феномену детства: с одной стороны – не игнорировать инаковость и самостоятельность детского сознания, с другой – принять факт открытости детей онтологическому опыту.