Ирина Глухова (Беларусь). О ПАРАДОКСАХ ФИЛОСОФИИ, ПОНИМАНИЯ И СЛОВА: ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНО-ТЕРАПЕВТИЧЕСКОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ К ГЕРМЕНЕВТИКЕ ХАНСА-ГЕОРГА ГАДАМЕРА
Говорить о Гадамере невозможно иначе, нежели начиная с двух поражающих воображение дат: года рождения – 1900 и года смерти – 2002. Будучи молодым человеком, Гадамер слушал лекции Гуссерля и Хайдеггера в университете Фрайбурга в начале 20-х, а в 2000 году еще успел стать почетным доктором университета в Санкт-Петербурге.
Наследие Ханса-Георга Гадамера, одного из самых тонких и чутких немецких философов ХХ века до сих пор остается явно недооцененным в среде экзистенциально-феноменологических терапевтов, которые теоретической основой своей практики считают главным образом труды Кьеркегора, Гуссерля и Хайдеггера.
Гадамер стал основателем современной философской герменевтики – науки о понимании и смысле, языке и диалоге, главную задачу которой он усматривал не столько в продуцировании экспертного знания, сколько в возвращении к тому практическому философскому знанию, носителем которого является каждый из нас.
В качестве такого практического знания философия оказывается неразрывно связанной с повседневной коммуникацией, с языком, речью, диалогом, c необходимостью понимать, договариваться и приходить к согласию. Гадамер утверждал, что эта необходимость становится все более острой в современном мире, где растет напряжение между нациями, поколениями и религиями.
Заметим, что все эти сложные социальные процессы не могут не находить отражения и в психотерапевтической практике. А потому философия Гадамера оказывается и созвучна тем установкам и принципам, на которые опирается экзистенциальная терапия, и конгруэнтна тем вызовам, на которые ей – как современной социальной практике – приходится отвечать.
Эта философия по определению противится классическому структурированному систематическому изложению, она изначально феноменологически дескриптивна и зачастую парадоксальна.
Парадокс первый: некомпетентность философии. Гадамеровская практическая философия отказывается от амбиций быть экспертным знанием, доступным лишь профессиональным философам. Философия, по Гадамеру, не может инструктировать в практических повседневных вопросах, от философа не следует ждать рецептов того, как действовать в конкретной ситуации. Разрешение задач, с которыми мы сталкиваемся лицом к лицу, остается прерогативой и ответственностью каждого из нас.
Философия для Гадамера – не наука, которой занимаются избранные интеллектуалы, а нечто большее, это нечто принадлежащее культуре в целом. С его точки зрения, не философов – нет, а философские вопросы – это те, которые мы не можем не ставить.
Открытие практического знания производит и политический, и терапевтический эффект, ведь люди живут в одном и том же мире и решают одни и те же задачи. Именно поэтому и практическая философия, и психотерапия оказываются полезны для жизни.
Парадокс второй: невозможность словесного выражения. Совершенно очевидно, что и философствование, и коммуникация, и психотерапия требуют словесного выражения и осуществляют себя в языке и речи. Гадамер обращает внимание на коммуникативные феномены, при которых слова оказываются либо избыточными и ненужными, как например, в «молчаливом согласии» или «схватывании с полуслова», либо – наоборот – совершенно недостаточными для выражения переживаемого опыта, как например, в «немом удивлении» или «безмолвном ужасе». Эта невозможность двигаться в разговоре дальше, эта побуждающая к размышлению озадаченность указывают, по мнению Гадамера, на способность проникновения в предмет и на стремление к познанию истины.
Парадокс третий: неоднозначность слова. Гадамер говорит, что любое высказывание мотивировано, а потому одно и то же сочетание слов в зависимости от контекста и интонации может быть утверждением и вопросом, мольбой и приказом, просьбой и проклятием.
«Основу языка, – пишет Гадамер – похоже, образует способность слов, вопреки определенности своих значений, быть неоднозначными, то есть способность любого слова располагать гибким веером значений, и в этой именно гибкости проявляется своеобразная дерзость такого предприятия, как речь». И – хочется добавить – беспримерная отвага такого невозможного предприятия как психотерапия, где слово, разговор, молчание становятся средством лечения.
Парадокс четвертый: неповторимость истолкования. Герменевтика как философская наука зародилась и получила свое развитие из очень практической необходимости понимать и истолковывать тексты, – поначалу, главным образом, библейские и юридические. Как правило, это были тексты, написанные очень давно, при совсем других исторических обстоятельствах. Поэтому было принято считать, что препятствием для понимания как раз и является эта исторически-культуральная дистанция.
Гадамер считает, что эта временная и культурная дистанция непреодолима, а достоверная реконструкция прошлых обстоятельств невозможна. Гадамер говорит о том, что в своем понимании текста мы исходим из всегда уже имеющегося у нас пред-понимания, пред-знания, пред-настроенности.
Из этого можно сделать два вывода: во-первых, единственно правильных и навсегда авторитетно утвержденных истолкований не существует, во-вторых, любой из нас как уникальное человеческое существо и как «тоже философ» имеет право на свое понимание «текста». Гадамер писал: «Всемерно поддерживать диалог, давать сказать свое слово и инакомыслящему, уметь усваивать произносимое им – вот в чем душа герменевтики».