Алиса Хольцхей–Кунц (Швейцария). ФИЛОСОФСКОЕ ОСНОВАНИЕ ПСИХОПАТОЛОГИИ: ЛЮДВИГ БИНСВАНГЕР И ЖАН-ПОЛЬ САРТР
Психиатр Людвиг Бинсвангер и философ Жан-Поль Сартр независимо друг от друга открыли психопатологию, базирующуюся на герменевтической антропологии Хайдеггера. Несмотря на общую исходную основу обе концепции принципиально различаются. Бинсвангер, правда, изначально, как и Сартр, отвергает ориентирование на нормативное определение здоровья и вместо этого интерпретирует отдельные симптомы как смысловые составляющие индивидуального «миропроекта» человека. Однако он снова вводит нормативный взгляд при описании невротических и психотических симптомов как выражения деформированных миропроектов. Совершенно иначе Сартр: отталкиваясь от радикального определения субъекта, он понимает миропроект как «фундаментальный выбор» («choix fundamental»), благодаря которому индивид «становится тем, кем он является». Его «экзистенциальный психоанализ» тем самым предоставляет в распоряжение инструментарий для толкования психопатологических феноменов, опирающийся на метафизическое страдание человека относительно своей конечности.
Оба представленных здесь проекта психопатологии, позволяющей философии определить руководство исследованием, имеют полувековую историю. Но, несмотря на их несовременный характер, они, как и прежде, заставляют задуматься.
В Людвиге Бинсвангере (1881-1966) и Жане-Поле Сартре (1905-1980) противостоят друг другу не просто психиатр и философ. Так, становится возможным сравнение без смешения различных уровней обсуждения.
Бинсвангер и Сартр не единственные авторы, плодотворно использующие философию для психопатологии. Их общность простирается дальше, признавая все-таки, Гуссерля и Хайдеггера, обоих в качестве своих философских учителей. Поэтому они делят как претензию на феноменологический образ действия, так и два хайдеггеровских основных понятия, имеющих для них обоих ведущую функцию: термины бытие-в-мире и (миро-)проект. Сравнение все же необходимо, так как, несмотря на эту общность, психопатологические концепции обоих авторов удивительным образом существенно отличаются друг от друга.
Однако прежде чем разрабатывать эти различия, следует обсудить общую исходную основу Бинсвангера и Сартра. Она лежит в убежденности, что только философское определение человека может создать основание для понимающего подхода к индивидуальному проживанию и поведению индивидуума. Для них лишь философия достаточно радикально ставит вопрос о человеке для того, чтобы увидеть его в его целостности. Для Бинсвангера, как и для Сартра, эту целостность Хайдеггер выразил в своем понятии «бытия-в-мире».
Решающим, прежде всего, является использованное здесь определение «мира». Оно подразумевает как раз не внешнее по отношению к внутреннему, окружающий мир по отношению к душевному миру, а единство человеческой жизни в смысле всеохватывающей взаимосвязанности сущностей, в которой движется все: человеческие переживания, мысли и действия. В действительности этим определением мира многое достигнуто, особенно в его использовании относительно индивидуума. Возникает постулат, что обращенность к соответствующему миропроекту должна открыть свой первоначально тайный смысл. Открывается герменевтический доступ к психопатологическим феноменам. На место медико-психиатрического вопроса о характере симптомов болезни или нарушения может встать герменевтический вопрос об их значении в рамках определенного миропроекта. И Бинсвангер, и Сартр вступают на этот путь. Зигмунд Фрейд был тем, кто впервые проследил этот доступ к психопатологическим феноменам взаимосвязано и с научным притязанием. Бинсвангер и Сартр со своим герменевтическим подходом встали на сторону психоанализа, но не на его основу. Фрейд заменил дихотомию здоровый и больной различением сознательный и бессознательный. Бинсвангер и Сартр претендуют трансцендировать обе пары определений в понятии бытия-в-мире. Их критика Фрейда все же умерена, при этом они упрекают его лишь в недостаточной радикальности.
Пути обоих авторов расходятся там, где речь идет об уточнении характера проекта соответствующего «мира» человека.
Согласно Бинсвангеру очевидно, что психиатрическая перспектива относительно психопатологических феноменов неразрывно включается в философское видение человека. Заостренно это можно сформулировать так, что целостный человеческий образ и психиатрическая перспектива взаимно обусловливают друг друга: психопатологический диагноз, который работает с обозначениями «больной» или «нарушенный», требует представление о целостности; и, наоборот, на основе целостного человеческого образа душевное страдание определяется лишь как дефицитарная форма существования.
У Сартра, напротив, можно учиться, что герменевтический подход к психопатологическим феноменам возможен лишь на основе антропологии, которая напоминает человеку о его конечности и вбирает упущение возможной целостности принципиально в его философское определение. В этом сходятся Сартр и Фрейд. При всей разнице в частностях они разделяют точку зрения о человеке как о принципиально чрезмерно требовательном относительно своего бытия живом существе. Это антропологический «пессимизм», делающий для обоих возможным всеобщий герменевтический подход к психопатологическим феноменам, которого лишен Бинсвангер. Это позволяет обобщить: только если человек философски определяется как страдающий своим бытием, могут быть определены так называемые душевные нарушения в связи с желанием, лишающим покоя всех людей и одновременно невыполнимым, освобождения «от груза бытия» (Хайдеггер) и отсюда интерпретированы.
Намеченные противоположные психопатологические взгляды определяют антагонистично также терапию. Прежде всего, нужно упомянуть два различия:
- В то время как терапия, определяющая душевное страдание как болезнь, независимо от применяемого метода направлена на «исцеление» в смысле устранения недостатка, аналитически-герменевтическая терапия будет искать разъяснение, вновь начиная с неустранимого недостатка бытия.
- В то время как в первом случае терапевт может считаться с более или менее неамбивалентным желанием выздоровления пациента, то во втором случае он будет брать во внимание, что пациент выбрал свое страдание в качестве воспринимающей среды исполнения желания, и поэтому желание выздоровления является принципиально амбивалентным, так как выздоровление несет не только выигрыш, но и требует отречения.