ЖИВОЙ ДУХ И ЗАРАЗИТЕЛЬНЫЙ ЭКЗИСТЕНЦИАЛИЗМ

Римас Кочюнас – основоположник и директор HEPI, личность, о котором можно сказать так много, но каждое «о» будет вмещать так мало.

С Римасом Кочюнасом о «повзрослевшем»  HEPI беседовала Даце Пурена.

«…Институт был, скорее, моей идеей… У нас была первая попытка учредить институт трансперсональной психологии.  …Там был и Антанас Даниэлюс, который являлся одним из первых преподавателей нашего института. В то время интересны были опыты с сознанием. Направление в психологии было очень новым. …Меня действительно интересовала экзистенциальная терапия и психология. Ну, и мы решили, раз уж занялись каким-то институтом, то можем сделать институт экзистенциальной терапии. …Не легенда, а факт: когда учился психологии на втором курсе, мы с сокурсником один раз поспорили, у кого из нас первого будет институт психологии.         И мне первому удалось. …Так что, действительно, желание какой-то обучающей структуры – оно, наверное, давно было. До основания института было много семинаров, которые я организовывал. Я много ездил в Россию и не только в Россию. То есть был опыт практики экзистенциальной терапии, не на пустом месте всё это возникло.

…Себя преподавателем я не видел, я больше видел себя терапевтом. Даже, может быть, больше групповым терапевтом. Мне семинары было интересно проводить. …Вообще-то, чтобы открыть эту программу, сначала нужно было много прочитать и кому-то рассказывать. Мы даже точно не документировали это учреждение. Поэтому, наверное, можно услышать три разных версии, как оно появилось. … Это всё было в 1995 году. Кстати, к этому времени мы с Александрасом (Кучинскасом) в Бирштонасе проводили семинар, он назывался «Жизнь и психотерапия». Там много людей съезжалось, и это тоже было таким толчком к месту, где институт мог бы быть. И вот в этом 1995 году я занимался продумыванием программы, как это могло бы выглядеть. Тот каркас, который появился тогда, был результатом продолжительной работы. …Но сейчас, кстати, когда сравниваю ту и эту программу, то, конечно, это очень разные программы, но каркас остался.

…В институте тогда очень многое значила атмосфера. Сейчас она тоже может немало значить, но тогда она очень много значила и была частью всего процесса! Потому что это было тоже каким-то очень экзистенциальным и очень помогающим.

…Те годы, вообще-то, не были самыми лучшими годами для меня в моей жизни. В каком-то смысле, был определённый вакуум смысла. Появление института было таким очень сильным его заполнением. …Радостно было, что то, что придумали, начало жить и продолжает жить. Но сейчас я больше чувствую не радость, которая тогда была, а, скорее всего, тяжесть бремени. …Тогда, вначале, всё-таки было радостно, что люди идут за нами, а сейчас уже, похоже, нам нужно идти за людьми. …Тогда мы распространяли информацию, говорили об этом, приглашали людей, а сейчас нужно как бы идти за потребностью или желанием людей. Но это нелегко, я бы сказал. …Так скажем, сейчас уже много чего я не преподаю, что преподавал раньше. …Но всё равно остаются разные семинары, и так это дело включило и стало таким разнообразным, что везде есть что делать, и это тяжело. …Но смысл продолжает двигаться. Если бы этого не было, это было бы мукой просто, но это дело не является мукой. …Знаю, что у меня есть, чем заняться и, возможно, до конца жизни будет чем заняться – тем, что появилось, что было создано. И это очень важно. Знаю, что не у каждого, имеющего диплом психолога, получается осуществить всё, что он хотел в этой профессии. …Это, в общем-то, великие вещи, но это и труд. Поэтому как-то больше этот труд чувствую, и вот это бремя труда ощущаю всё больше по сравнению с тем, что было раньше.

…Вначале это же было вообще как-то иначе, нежели сейчас: студенты не были студентами в чистом виде, студенты были во многом партнёрами какого-то общего дела. …Потому что это партнёрство, мне кажется, строилось на том, что мы что-то предложили, и кто-то поверил в это. …Партнёрство очень чувствовалось, то есть мы и студенты были очень близко друг к другу, и это не мешало работе, как мне кажется. Мы много проводили свободного времени вместе, весело проводили это время. И там было равенство, не было дистанции какой-то, всё, что делалось, то делалось как-то вместе. Поэтому, в каком-то смысле, первые идеи программы появились, может быть, у меня, у нас, но первые студенты из первых групп точно были соавторами программы. …Не было такой академичности и дистанции: там студенты, а там преподаватели. Все вместе. …Сейчас дистанция чувствуется, однозначно, намного больше, и наша авторитетность намного больше по сравнению с тем, что когда-то было. …Я бы не сказал уже, что это партнёрство, но, наверное, осталось то отношение нас к студентам и студентов к нам. Думаю, в этом смысле какая-то доступность, близость осталась.

… По сути дела, в 1996 году, когда началась программа, я Бирштонас знал очень мало, и был человеком, приезжающим из Вильнюса. Поэтому во многом я осваивал Бирштонас одновременно со всеми. Место казалось действительно очень удачным. Ну, а дальше оно тоже менялось за эти 20 лет. И мне даже немножко тоскливо по тому старому Бирштонасу, где были кривые тротуары и такие очень красивые улицы. Что-то в этом было особенное.

… «Бирштонский дух», «дух HEPI». …Об этом можно долго рассуждать. Мне кажется, что если сказать коротко, то это такая постоянная диалогичность, независимо от того, что студенты только приехали и на базовом уровне обучаются или на профессиональном, или на супервизорском уровне. Я бы так сказал, что это непрекращающийся диалог. В диалоге есть равенство, какое-то обоюдное отношение друг к другу. …Именно вот эта диалогичность, мне кажется, она очень свойственна. …В основном, те, кого я приглашал преподавать, были люди, которых я знал и знаю. Некоторые пришли к нам из среды студентов (они были нашими студентами и стали преподавателями). Это тоже люди, в которых чувствуется способность не возвышаться.

…Мне кажется, больше всего изменений в том, что книг становилось всё больше и больше. Конечно, как и положено, за 20 лет мы стали богаче. …Что естественно, наверное. Но по книгам это больше всего чувствуется – по количеству книг. Но что не меняется – это то, что дверь в нашу комнату всегда открыта. …Хотя всех очень радует, а некоторых просто убивает (особенно тех, кто из России), как можно круглосуточно держать преподавательскую комнату, библиотеку с открытыми дверями. Но мне кажется, что это тоже является частью атмосферы, которая означает доверие, какую-то открытость.

…Может быть, какие-то конфликты вспоминаются, но, слава Богу, их было мало. Такие эпизоды как-то больше запоминаются, потому что, наверное, там есть какая-то трудность и грусть, досада или что-то такое, что оставляет след на достаточно долгое время. …Наверное, потому, что их было мало, они и застряли в памяти. Такие эпизоды – что-то выходящее за пределы того, что хотелось бы, чтобы было. …Всякие радостные моменты – ну, это как бы само собой разумеющееся. Они больше естественны в контексте нашей жизни. Большой мешок радостей всяких. …Завершение каждой группы – это радость. Отдельная радость.

…За 20 лет в HEPI я профессионально многому научился. …Нужно было освоить кучу материала для того, чтобы читать лекции. И каждый раз я всё равно что-нибудь по-другому делаю, читаю. Это такой непрестанный труд: поиск литературы, чтение, необходимость быть знакомым с последней литературой. …Поэтому, в каком-то смысле, тоже могу сказать, что я учился и продолжаю учиться в нашем институте.

…У нас сейчас много преподавателей – больше 30. Думаю о том, что будет даже не через 20 лет, а через каких-нибудь 10 лет….Думаю о том, кто же это всё может взять, кто же это может продолжить, как это может быть по-другому. И, время от времени, с кем-то говорю об этом. …Любые из тех, кто захочет это продолжить, неизбежно что-то своё будут вносить. И мне кажется, это тоже хорошо, что эволюционирование неизбежно. …Одна сложность есть. Бирштонас – это такое место, где нужно жить, чтобы всем этим заниматься. И это, если кто-то решится, это означает большие жизненные изменения.

…Что является «краеугольным камнем» института… Мне кажется, даже не один камень, а целый фундамент нашего института состоит из людей, которых очень много и которые являются, в определенном смысле, патриотами института. Сюда едут, приезжают, работают, помогают студентам в первую очередь те, которые что-то отдают, делятся. Естественно, я всегда и студентам говорю, что без них не было бы и института. То есть именно на приглашении к диалогу, на этой непрерывности сотрудничества и держится институт.

…Да, сейчас хочется верить, что институт будет и после нас. …Много людей уже в этом запутано, чтобы оно имело продолжение… Уже где-то 420, которые закончили базовый уровень, и где-то около 180 тех, которые закончили профессиональный уровень. …Большая компания! …В каком-то смысле, мы заразили экзистенциальной терапией огромное пространство вокруг нас. Удивительно!»

ВИДЕН В ДЕЛАХ

Ляонаса с группы отбора знают все. Он – один из “тройки” основоположников, в воле которой судьба быть студентом HEPI или не быть. После решения судеб он исчезает, как будто одет в шапку-невидимку. Заново Ляонас появляется только изредка, но совсем точно – на выпускном. Слегка смущённый, тихий, одарённый хорошим юмором и тонкостью вкуса, на самом деле он всегда с институтом. Каково его участие “за кадром”, вы узнаете в нашем разговоре.

С Ляонасом Юдялявичюсом беседовала Даце Пурена.

«…К психотерапии, к клинической работе я тяготел давно. A начиналось с того, что кружок у нас такой был в студенческие годы, бывали там и Кучинскас, и Кочюнас, звучали разговоры о чём-то новом, более живом. Потом, лет через 10-12, когда появились какие-то первые ростки, я присоединился к ним. Где-то, наверное, в 1988 году это было.

…Кочюнас старше меня. Не так уж мало – на четыре года. В студенческие годы это много. Познакомились чуть поближе, когда были на курсах в институте Бехтерева в Петербурге – в то время в Ленинграде. Уж потом, через несколько лет, я услышал про что-то вроде постоянно действующего семинара экзистенциальной психологии, взял да и пришел: я тоже хочу! Ну, там сидели Кочюнас, Кучинскас, много других маститых. …Вот так я стал туда ходить, мы там читали книги, доклады делали, что-то практически пробовали. … Это был 1990 год примерно. Психологом я тоже работал по совместительству, но всё больше энергии уходило в другую сторону. И как-то помню, встретились с Кочюнасом, и он говорит: «Слушай, давай, ассоциацию учредим!». Это было самое начало, 90-е годы. Учредили мы ассоциацию в 1990 году. …Ассоциация гуманистической психологии – она была первой такой ассоциацией психологической в Литве. Активная, живая была, членов имела много. Очень демократичная.

… Я уже поворачивал в бизнес. Но с Кочюнасом пути у нас как-то всё пересекались, случались какие-то общие точки соприкосновения. Мне  это было интересно, но я занимался собственным делом. …По психологической части я всё-таки собирался в академическую сферу, но не случилось. …Вот как-то в то время, когда деятельность нашей Ассоциации уже устоялась, Кочюнас сказал: «Слушай, а давай мы сделаем и институт! Нужно начать обучение психотерапевтов. Этого никто не делает. Надо нам этим заняться».

…Я занимался бумагами. Кочюнасу это не интересно, и  стресс вызывает слишком большой. Ну, а я уже вроде опытный.  …Мы быстренько, за несколько посиделок обсудили, какая программа будет, чем будем заниматься и как. Конечно, у Римаса это было назревшее, программа и всё, что с ней связано, рождалось быстро. Я таким организатором и остался. Для себя я это объяснил как способ, занимаясь чем-то другим в жизни, оставаться при психологии. Конечно, у меня были раньше идеи о том, что я всё больше буду преподавать, ещё что-то делать, но в жизни получилось наоборот. Занимался сновидениями, ещё чем-то понемножку, теории какие-то преподавал. Но я стал непредсказуем в отношении времени. Это 6ыло связано с полетами  – я за это время стал еще и пилотом. А у нас скоро график стал такой, что мы работали и уже знали расписание на полтора года вперёд примерно. Поэтому, когда начал летать, я стал просто рядовым работником. Куда мне велят, туда я должен идти. Ну, а если какой-то промежуток времени надо выкроить, приходится согласовывать заранее.

…Когда я занимался бизнесом, был достаточно свободным. Сам себе хозяин. Казалось  бы, мог и о психологии думать, но сложно – всё время голова занята чем-то другим. Вёл я продолжительные группы по сновидениям, но всё время как-то чувствовалось, что этим надо заняться или вплотную, или это остается любительским делом. Преподавать мне, с одной стороны, нравилось, в том числе о сновидениях. Хотя стоило ужасно много сил и нервов. Перед началом курса каждый раз боялся. Очень боялся. Потом, когда заканчивал курс, думал – вообще-то  хорошо получилось, надо этим больше заняться.

…Для меня институт – это возможность быть там, где жизнь не представила очень хороших возможностей быть полноценным образом. …Институт и то, что с ним связано, это очень хорошая вещь. Судя по тому, чего мы добиваемся, как это всё развивается за 20 лет, HEPI стало реальным явлением, которое важно для многих. Думать об этом приятно. Тогда чувствуешь, что не зря старался. И поэтому я могу заниматься чёрной работой. Заниматься всеми бухгалтерскими нюансами и всем тем, что связано с существованием организации. Потому что суть института – это то, что делает Римас. А моя доля в том, чтобы как можно меньше на него грузить разные административные обязанности. В общем, это мой способ бытия в институте.

…Об отношениях со студентами. Я им завидую, что у них есть такая возможность. Когда я был в их возрасте, у меня такой возможности не было. …Я их вижу на отборе обычно, ну, и где-то в середине изредка. Когда преподавал, ещё видел во время своего курса. …Они приезжают на отбор, они все испуганны и, конечно, пытаются декларировать свою готовность и желание работать, любовь к экзистенциальной психологии. В общем, всё, что угодно, что должно показать, что они самые лучшие из этой двадцатки, которая собирается. Иногда это выглядит комично, иногда и совершенно безнадежно. То есть видно, что люди стараются, но они не знают как. Боятся сами себя  и всего боятся: и нас боятся, естественно. Потому что мы, грозные, сидим и наблюдаем, как это всё происходит. Мы – в смысле я, Будрис, Кочюнас. И потом, скажем, через полтора года уже во время последнего собрания и обсуждения всей работы видно, как все изменились. Иногда некоторых не узнаёшь. …Вот когда приятно. Ах, хорошо! Я тоже где-то к этому палец приложил. Значит, не зря!

…Дух HEPI? В чём он заключается? Мне трудно сравнить. Не очень представляю, как в других местах бывает. Но помню, мы с самого начала думали, как всё это будем устраивать, как отбор организовывать. Ведь на первые группы приезжали люди, с которыми у нас уже отношения были, они приглашались. Но был и отбор. А отбор – всегда процесс сложный, неприятный, жёсткий. И неопределенный. Для терапевта жизненно важно – уметь быть в неопределённости. Нам – этой ужасной тройке – тоже приходилось (и приходится!) и самим жить в этой неопределённости.

…Особый дух – если уж он на самом деле существует – проистекает из особой сущности экзистенциальной терапии, как её понимает Кочюнас. Ну, и мы за ним, скажем так. Если оформить в словах, то это аутентичное присутствие и открытость. …Бытие такое, какое оно есть, без преувеличенной какой-то дружбы и без того, что сделано искусственно. Нет никакой искусственной дистанции, и нет какой-то очень сладкой дружбы. Мы – как бы путники на общем пути. …И наши программы, какие они сейчас, немалой долей обязаны именно мнениям наших студентов за все эти 20 лет. Думаю, что это достаточно большая сила того, что есть в институте. Может, это что-то прибавляет к этому духу. …Дух, по-моему, проистекает из той огромной практической работы, которая здесь происходит. Потому что это, так или иначе, экзистенциальная общность, а не та, которая основана на методах или каких-то искусственных способах бытия друг с другом. …С другой стороны, еще опять же, место. С самого начала, когда мы думали, где это всё делать, остановились на Бирштонасе.

… Само место – оно прекрасное, конечно, но важен сам принцип погружения. Бирштонас – для того, чтобы людей выхватить из их обычного способа жизни, чтобы они могли жить именно в каком-то погружении в эти идеи. Вот, телевизоров у нас никогда нет. …А вот, допустим, каштан из Бирштонаса. Как напоминание о том, что может быть и такая плоскость, и такое пространство, где что-то по-другому. И там нельзя быть слишком открытым. Нельзя общаться с людьми на работе так, как в группе это делаешь. Это понятно. Но вот каштанчик, может, в кармане… (смеётся).

…Радостей много. Приезд сюда вообще-то всегда радостный. Потому что это встреча с коллегами, с друзьями. Это, можно сказать, то, чего мне не хватает в других сферах, где приходится вертеться. Да, именно само присутствие – это всегда радость. Тем более, что сейчас мы так сравнительно хорошо устроены уже. Как бы своя территория. Но хорошо было и когда своего угла ещё не имели. Потому что, вообще-то, как кто-то говорил, институт – это не стены, а весь этот комок связей, что связано с Бирштонасом – это и есть институт. Мне всегда радостно сюда приезжать или улаживать какие-то вещи. …А неприятности  бывали, конечно. Но они не с Бирштонасом связаны, а больше с теми административными бюрократическими делами, которыми я занимаюсь.

…О финансовой ситуации. Вся идея была в том, что те, кто преподают, должны быть рады этому. То есть их вознаграждение должно быть адекватное. Вот этого мы и придерживаемся. С другой стороны, мы, конечно, реально понимаем, что не можем каких-то там астрономических сумм просить за обучение – мы ориентируемся на то, что люди могут здесь платить. …А институт должен иметь хорошую основу для того, чтобы нормально существовать, чтобы мебель купить, иметь приличный интернет, чтобы библиотеку формировать. Пока что это удается.

…Что еще сделать надо? Первое, что пришло в голову – мы должны издавать больше книг. Последняя наша книжка «Разговоры о психотерапии» в 2011 году была издана. Пять лет мы уже ничего не издавали, и это большой изъян в нашей работе. Институт должен издавать. Именно институт. Я даже знаю, какие книги, и могу списочек составить. Три-четыре названия сразу. Ну, жаль, что это не я сам могу написать. …Для меня издать книгу – это что-то такое существенное, важное. Мы должны именно в своей сфере экзистенциальной терапии издавать больше.  Таким путём мы станем более известными. С другой стороны, тогда и в финансовом отношении это может принести какую-то пользу. И солидности придаёт. Вот это первое, что приходит мне в голову, что институту надо бы. И я прилагаю усилия. Как только вижу Римаса в более спокойной обстановке, всегда напоминаю ему об этом.

…Ну да, мне кажется, это важно, чтобы кондиционер работал, чтобы кофе попить можно было, не бегая куда-то, чтобы мебель у нас была нормальная. Ну, я такой хозяйственный (смеётся).

ДУШЕВНЫЙ УЖИН С ШАМАНОМ

Если HEPI имеет своего шамана, то это никто другой как Римвидас Будрис – один из трёх основоположников института. Студенты знают его не только по группе мифологического опыта, но и по душевным ужинам, автор и шеф-повар которых он. С Римвидасом Будрисом беседовала Даце Пурена.

«…Процесс создания института был большой и длительный. Ещё за 2-3 года до института, когда уже была создана Ассоциация гуманистической психологии, где-то в году 94-95 начали размышлять о том, что нужно бы не только семинары проводить. …Размышляли там несколько человек – Римас Кочюнас, я, потом Антанас Даниэлюс, Ляонас Юдялявичюс.  …Сначала мы думали делать институт трансперсональной психологии с американцами и вели с ними диалог. … Но когда начали подсчитывать, сколько это будет стоить, то оно стало нереальным. …Ну, тогда пришла другая мысль, чтобы своими силами что-то создавать, раз есть люди, которые могут преподавать. И уже сменился акцент – что более важно. Трансперсональная психология – это то, что более интересно американцам, а наш интерес направлялся на экзистенциальную психологию и терапию. Тем более, что был кружок до этого, который назывался… «Кружок экзистенциальной психологии». Он существовал 2-3 года ещё до основания Ассоциации гуманистической психологии.

… Ужины в HEPI. Как пришел к мысли, что это важно? … Это пришло, можно сказать, как сюрприз для группы. Однажды, когда была ещё первая группа, мы говорили, что надо бы сделать какой-нибудь сюрприз. И что можно сделать по-быстрому? Шашлыки, если не ошибаюсь. …Первый раз сделали как сюрприз. Всем понравилось. И потом уже продолжили. Я более-менее разбирался в пище и был свободен. Вначале только время от времени делали, не всегда. …Тогда жили на гребной базе, а потом, когда уже перешли в гостиницу ксендза, там уже и кухня появилась, где были большие возможности что-то приготовить. …Самое главное, что людям не только понравилось, но это была и возможность переключиться, расслабиться после трудных двух недель. …А потом уже и для коротких семинаров стали делать, когда появились другие программы.

…Это из древних традиций идёт. Всегда, когда завершается что-то важное, в традициях народов бывали или ужины, или балы, или хотя бы вечеринки. Это сближает людей. …Там ещё присутствует небольшое количество вина. Такой вечер даёт внутренний полёт. Часто бывает, что люди начинают петь. Всё время учились, по вечерам, может, тоже сидели и что-то делали между собой, но песни не пели. А здесь, когда начались песни – это показатель того, что пошёл какой-то общий процесс к тому, чтобы по-другому встретиться. … Или кто-то начинает играть на гитаре. …Может быть сольный концерт, и тогда уже кто-то подпевает. Изредка бывают даже танцы. Это тоже показательно – танцы. Такое движение, встреча. …Когда бывают балы где-нибудь (день рождения, Новый год), они могут быть иногда душевные, а часто скучные. Все сидят как мумии. А здесь это отходит, и наш статус тоже, хоть мы преподаватели. И студентам легче потом после этих вечеров. Хотя мы придерживаемся некоторых рамок, чтобы не было чересчур (смеётся)! …Но для того, чтобы и нас иначе увидели, и мы со студентами как-то встретились иначе – это тоже важно.

…Образ или символ, который подходит HEPI? Эээ, непросто тут. К тому же, институт ведь прошёл уже несколько этапов. Естественно, там был, как Римас Кочюнас говорит, романтический этап (примерно первые лет 5-7), потом деловой этап, наверное. Может, сейчас какой-то третий этап подходит. С тем, что перебрались в новое место, из гостиницы сюда, чувствуется какой-то новый этап, но пока трудно определить – какой..

…И если вспомнить образ, какой он может быть, то до сих пор институт не имеет своей иконы – такого логотипа. Логотип – он обычно что-то отражает. …Нам уже 20 лет, а логотипа нет. Мне вот почему-то приходит в голову дерево… которое имеет корни, растёт. Много веток. Литовское дерево, естественно. Не какие-нибудь баобаб или кипарис. …Я бы хотел, чтобы дуб был. Дуб – это такой твердый, очень долговременный. Он столетия живёт.  У дуба есть основательность, и у института, мне кажется, тоже она есть.

…Ну, 20 лет уже можно считать долгожительством для института. Для дуба это, конечно, мало. Немного организаций из области психотерапии и психологии, которые занимаются обучением. А у нас уже набирается 35-я группа экзистенциальной терапии. Вообще не знаю, где такое есть даже в других странах. Там по-другому построено обучение. Так что 35 групп за 20 лет…  11 профессиональных групп, сколько супервизорских я точно не помню – 4 или 5. И ещё другие программы: групповая терапия, кризисная и т.д. Да и другие обучающие институты, организации обычно ведут только одну программу. А здесь несколько программ.

…Я посмотрел бы на образ дуба: экзистенциальная терапия – это ствол, основа. А ответвления: одно ответвление – групповая терапия, другое, совсем молодое ещё –  кризисная программа, может, ещё какая-то программа появится. … Но вот сегодня говорили, что не хватает программ для работы с детьми и подростками. Может быть, если появятся люди… Это трудная идея, но, в принципе, очень важная, если брать современный мир. Потребность большая. А обучающих программ таких нету, кроме университета, где преподают один-другой курс. Ну, вот, в принципе, возможности всякие в будущем есть.

… Каких-то трудностей особых в институте не чувствую. Для меня институт, наоборот, даёт большую свободу. Есть возможность и здесь быть, и очень много времени свободного. …А в институте основные трудности не моего порядка. Были какие-то этапы, которые были сложнопроходимые – было несколько таких этапов. Может, не этапов, а просто периодов. …Вначале было довольно много людей, которые поступали и учились, уже имея большой опыт, и они видели обучение по-своему. Было много так называемого сопротивления. Мы это сообща проходили и прошли. Не то, чтобы не стало таких людей, которые приходят с большим опытом, но их гораздо меньше. Сейчас появляются более молодые, но не только. … Бывало, появлялись люди других профессий: не психологи, не психотерапевты, не медики, а из бизнеса, коучинга. Они видели для себя важность своего движения и трудно воспринимали тот контекст, который здесь. И чаще всего, с ними бывали всякие сложности. …Некоторые бросали учёбу или в конфликт входили. Но это не со мной больше, а с преподавателями, в конфликт с Римасом. Они в своей сфере что-то делают и пытаются это привнести, а здесь мы не собираемся бизнес-обучение делать. Может быть, в будущем? (смеётся). Вот такой был процесс. …Ну, бывают сложности более личного порядка, путаница в межличностных отношениях между студентами. Когда люди обучаются вместе, они сближаются и бывает, что или влюбляются, или возникает очень большая симпатия, а у некоторых есть семьи. В общем, разное бывает. …Ну, и даже с хозяином ксендзом постоянные сложности. Он – хозяин дома и пытается установить свои порядки, которые, хотя и заранее были оговорены, но он постоянно хочет как-то их обойти. С ним сложности.

…Для меня всегда радостно проводить группу в программе экзистенциальной терапии. …Моя «Группа мифологического опыта». Ну, так и остается, и будет оставаться. Только темы меняются, но последние годы я даже без тем делаю. Что всплывает, с тем и работаем. И тут вот в институте, если брать свою часть, можно сказать, открылось соприкосновение мифологического образа восприятия мира с реальной жизнью, которая экзистенциальна, то, как они связаны. Вот эта связь без института вряд ли бы открылась. И это расширяется, углубляется, с каждым разом что-то новое открывается. Это радость. …Ну, и естественно, вечера – радость, встречи – радость.

…Некоторые студенты, которые закончили, стали не только коллегами, но и друзьями. Вот это радость! Встречаемся, общаемся время от времени. С некоторыми даже что-то сообща делаем – это тоже такая радость.

…Всегда, когда к чему-то готовы, появляются новые возможности. Возможности открывать новые этапы, новые программы или  основательно пересматривать  те программы, которые есть. Экзистенциальная терапия уже пересматривалась несколько раз. Я напрямую не вижу большой связи, но вот была готовность для новых программ или насыщенности времени. Это я к тому, что сейчас есть: одна программа идёт, заканчивается семинар, и через день-два уже другая группа. Тут требуется, чтобы уже был отдельный институт со своим зданием. Если бы мы там и дальше в гостинице были, то это было бы проблематично.

… В Бирштонасе была в своё время лаборатория курортологии. Она существовала до нашего приезда примерно в семидесятые-восьмидесятые годы. Когда мы уже приехали, эта лаборатория была закрыта. Бирштонас всегда был каким-то центром, который и наукой занимался, и конференции проходили. А сейчас институт стал таким центром. В принципе, если смотреть немножко мистически, мы переняли эстафету от курортологической лаборатории. Она исчезла, ушла, а мы появились на каком-то месте, которое несёт в этот город некоторую культуру.

…Если бы сейчас по молодости пришлось бы выбирать себе институт, я бы хотел учиться в HEPI. …Что привлекло бы больше всего?  Возможность учиться в свободной атмосфере.  …Очень большая свобода».

ВНЕ РАСПИСАНИЯ – БАБУШКИНА ГРУППА

Когда я спрашивала, сколько лет Дануте Шеткиене работает в HEPI, оказалась, что никто не помнит. Примерно – половину жизни института. Но по ощущениям – всегда. Дана, по должности хозяйка, не только имеет особый диплом HEPI, но и проводит больше времени с каждой группой, чем большинство преподавателей. И на самом деле, «группа», которую проводит она, является настоящей мудрой школой жизни и со-бытия друг с другом, которая меняет людей.

С Данутой Шеткиеней беседовала Даце Пурена.

«…Знаю почти все группы, которые учились. Иногда забываю имена, но потом, когда вспомню кого-то одного из студентов, то уже вся группа встаёт перед глазами. Ну, не все, конечно, но ведь возраст… Мне 66. 26 за 40 – это уже много (смеётся).

…Наверное, люди сами мне себя показывают. Я смотрю, как они себя ведут с первого дня и с первого часа, когда приезжают на учёбу, на отборочную группу. Они приезжают, и уже видно, кто из них не будет учиться. … Вот этот раз тоже одна приехала из Москвы и спрашивает меня, где тут можно покататься верхом на лошади. Ты приехала учиться, ты спроси у меня про что-нибудь другое: а как это здесь учиться, а многих ли принимают или не принимают… А она – про коня, она – верхом! Ей интереснее это! Ну, и уехала домой (смеётся). …Видно, кому интересно только развлекаться, и психология как развлечение, но здесь надо учиться.

…Было ли за все эти годы, что какая-то группа полюбилась больше? Некоторые студенты из групп. Вот так бывало. Но в каждой группе всё равно есть такие очень «нежные» члены нашей семьи, с которыми нельзя договориться. Ну, знаете, темперамент у людей, наверное, характер. Мы не можем сделать, чтобы все были такие, как нам хочется. Но вот так, если брать всю группу – этого нет. Если полгруппы молодых и полгруппы взрослых, то там кипит жизнь. Молодые не хотят сидеть на месте. Почти всегда так и бывает. А когда есть немножко взрослых, немножко молодых, тогда эти смотрят на этих, другие – на этих, и все немножко балансируются. А если бы только молодые группы были…

…Каждый час мне могут звонить, что что-то не так: здесь воды нету, там электричества нету. …Много жалуются. Но они у себя в комнатах беспорядок оставляют. Знаете, если ты там что-то плохо делаешь, надо всё в порядок привести. Дома же ты порядок ведёшь. Почему здесь этого не делаешь? Я тогда ругаюсь. Да, ругаться приходится. Дома же так никто не делает. Ну, а здесь молодые как приедут, так они думают, что тут всё можно. Каждый час будет приходить какая-то бабушка и всё убирать. Но ведь я с утра бываю, а потом надо, девушки, самим всё убирать и поддерживать порядок. Вы должны сами это делать.

… Но иногда мне надо ещё и профессора подключать. …Мне не хочется с профессором делить всё это, хотелось бы самой справляться, но иногда надо. …Очень хорошо, когда и я имею поддержку профессора (радость).

…Ну да. И диплом там есть. Висит на кухне, чтобы все смотрели, что это за психолог с дипломом (смеётся). Да, психолог с дипломом (смеётся).

…Ну да, стараюсь, чтобы я всех поняла, и меня все поняли. Но не всегда это получается. … Даже поругаемся иногда. Да, а потом мы и песни попоём, и про политику поговорим, и ещё про что-нибудь, когда кушаем. Маленькая комнатка у нас, но всё там происходит: и песни поём, и обо всём говорим. Успеваем и поговорить, и посмеяться, и поругаться. Я сначала всё говорю, что у меня на душе лежит. В открытую. А потом они мне всё говорят, что не так. А потом поругаемся, а потом запоём. Вот так бывает. А бывает, что встала утром, пришла на работу, и настроения нет. Я так думаю, что всё это надо стараться оставлять дома. Надо сюда приходить только в хорошем настроении. Потому как вижу, что если я очень грустная, так и студенты будут со мной такие же. А если ты улыбаешься с утра уже, то и они будут улыбаться, и всем будет хорошо. …Это надо про себя сначала подумать, как ты пришла, в каком настроении. Ты должна всё оставить дома. Бывает всякое: и болит что-то, и дома разные проблемы. Но здесь все должны встречаться в хорошем настроении. Вот тогда всё будет хорошо…. И тогда все получается! Так и есть, да! А так, все мы имеем разные переживания, беды и болеть что-то может. И у студентов тоже всякое бывает. Другим везёт, другим не везёт, и ещё я на кухне им нервы испорчу. Надо понять и их, а то они не захотят больше приехать.

…У меня уже, наверное, заканчивается это время, когда я хочу где-то работать. Я на таком жизненном этапе, что ещё немножко поработаю, если профессор подержит меня в HEPI, и всё – мне уже надо будет сидеть дома. …Уже и отдыха хочется. И муж лежит на кровати, у него тоже плохое здоровье, и мне надо о нём заботиться. И уже я подумала, что всё это требует много сил.

…Дом большой. Я так думаю: месяц идёт, пройдет – вот хорошо, и день прошел – тоже хорошо. А тут было, что из дома вышла и на лестнице упала. Ударила и руку, и ногу. Не знаю, когда всё заживет. Я хотела бы работать и дальше, но не знаю прямо… (грусть).

…Да! Эмоции! Я здесь в кругу людей. Мне становится лучше. Мы посмеёмся, поговорим на всякие темы. И все мне дочки или сыновья. Все молодые, как мои дети (смеётся). …Очень трудно было бы уйти. Я ведь каждого знаю, откуда они приехали.

…Я чувствую, кого в какую комнату можно поселить, какой характер. Я вижу. Кого с кем вместе. И знаете, у меня такая радость, когда они уезжают и говорят: «Спасибо, что ты нас поселила!». Но не у всех так совпадает. Знаете, они бывают сами по себе и говорят: «Я хочу одна жить, не хочу с ней!». Я отвечаю: «Ты подумай, ведь и дешевле тебе будет, если вдвоём жить». Ну, они попробуют пожить друг с другом и потом говорят мне: «Я хочу с ней жить, когда в следующий раз приеду». И так бывает. …Ведь бывают проблемы в комнатах. Не только в аудитории. Бывает, они никак не могут общаться друг с другом. Но, если повезет, то они все три года или сколько там приезжают, хотят жить только вместе. И в таких случаях я очень довольна. Да, сердце греет. Мне ничего другого не надо. Иногда хочу комнату кому-то поменять. Говорю: «Это маленькая комната. Девушки, может, когда приедете в другой раз, то вам побольше комнату дать?». А они отвечают: «Нет, спасибо, мы уже привыкли, здесь нам хорошо». Ты представляешь, не могу поменять комнату!! Иногда и так бывает. Это целое искусство, да!

…Моя роль здесь? Не знаю. Бабушка и все. Бабушка такая. Ещё противная (смеется). «Почему не закрыли двери?», «Почему лампочки не потушили?», «Идёте в аудиторию, а свет горит!», «А ну, выключить лампочку!». Вот видишь, бабушка я не очень хорошая.

…И иногда думаю, как же все поместятся? Маленький стол. И ведь много людей приезжает. По 16 и 19 человек приезжают. Другие пораньше, другие попозже. Но всё хорошо.

… Вот иногда думаю, ведь другие приезжают без настроения, иногда и я, наверное, бываю без настроения. Мне так порой подумается, что, если я без настроения, то и они приезжают без настроения. И я говорю себе: «А ты вот только с улыбкой встречай их, и они тебе будут улыбаться». И так вот и выходит.

… Мне очень жалко того студента, кому не повезет. …Мне хорошо, когда всё у всех очень хорошо. А как они на меня смотрят, я и не представляю. Но всякое бывает, иногда и послушают меня. Иногда порядок сделают, хоть и не они этот беспорядок навели. Они это делают, чтобы я пришла и нашла всё в порядке. Но это не те, которые делают беспорядки. …Кто-то за них наводит порядок, чтобы я пришла с хорошим настроением, что везде порядок. Вы представляете, как бывает? Вот иногда бывает, что это делают мужчины! А есть такие, кто испачкает тарелки, встаёт и уходит. Я прихожу с утра готовить завтрак, а надо собирать со стола, помыть всё. Но в группе есть такие студенты, которые наводят порядок, чтоб я пришла, не волновалась и завтрак готовила. Потом спрашивают меня: «Ну как ты сегодня всё нашла? Всё в порядке?». И я уже знаю, что это он всё сделал. Для меня, представляете?! Весь порядок сделал для меня, чтобы я была с настроением. Я уже от этого чувствую себя хорошо. Есть и девушки, есть и мальчики, которые помогают. … И мне так хорошо становится. Я чувствую, что тоже что-то значу (радость)! Да, вот такое отношение бывает. Представляешь?! Они видят, что всё это безобразие другие делают, но не могут друг другу сказать: «Стой! Ты сделай, что надо, и тогда иди спать! А не так, что оставила после себя грязную посуду и пошла». И ещё свет, бывает, оставляют на ночь. Ведь соседи видят, что горит всю ночь свет. Но не все такие.

…Мне так радостно, когда вижу, что они тоже переживают за меня, что я не одна в поле воин (смеётся). Всем надо дружно жить. …И я чувствую, какие они прекрасные все. Мне им тогда хочется что-то хорошее сделать. Вот так мы и живём: одни уезжают, другие приезжают. Спасибо!

…Да, так и жизнь проходит».